Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Магазин размещался в одноэтажном деревянном доме. Эрих предвкушал запах меда, воска, дерева. Запах природы, всегда приятный, не то что запах человека, а уж тем более бомжа. Но на двери была табличка «Закрыто». Почему закрыто, на сколько, непонятно. Оскорбительная, хамская табличка.
Эрих сел на крыльце. Что ж, он подождет. Дождется – хорошо. Не дождется – тоже хорошо, это уляжется в копилку его обид.
Эрих вспомнил, как просил у матери денег на «Сникерс». Он не был большим любителем сладостей, но увидел, как соседский мальчик ест «Сникерс», и ему захотелось. Побежал домой, попросил у матери денег, она сказала:
– У тебя и так зубы проблемные, обойдешься.
– Только один, – просил Эрих.
– Нет.
Чем тверже отказывала мать, тем сильнее хотелось Эриху «Сникерса». Он даже заплакал, а плакал Эрих очень редко. Замыкался, молчал, мрачнел, но не плакал.
«Эй, угрюмый, на что надулся?» – спрашивала мать в таких случаях. Спрашивала редко, обычно будто не замечала. Или говорила: «Весь в отца, безрадостный. Ты смеяться-то умеешь?»
Будто сама была радостная.
А тогда Эрих заплакал. Горько и громко, прямо заревел. И мать сжалилась, дала денег. Эрих помчался в магазин «Продукты», что был на месте нынешних аптеки и магазина «Читай-город», но тот был уже закрыт. Эрих побежал в другой, в третий, везде было закрыто. И он побрел домой, плакал тихо, незаметно – вокруг были люди. По-взрослому плакал, как плачут от горя и одиночества.
Да, именно тогда Эрих впервые почувствовал, насколько он одинок.
И сейчас это чувствует.
И Эрих заплакал. Тихо, горько, но и с облегчением. Это были слезы безнадежности, но ведь и безнадежность хороша – уже тем, что это что-то твердое, на что можно опереться. Без опоры человеку никак нельзя.
5
На другой день Эриху было грустно. Все-таки работа строила жизнь. А сейчас работы нет, ремонт он сделал, жажда женщины после цветочницы обиженно спряталась где-то внутри. Ходить и выискивать жертву тоже не хочется. Это не значит, что он отказался от идеи. Отложил.
Можно просто прогуляться. Именно просто. Просто так.
Эрих наведался в кофейню у метро, выпил кофе с круассаном и джемом. Девушка за стойкой смотрела на него с уважением, но ему было не до нее.
Потом прогуливался, о чем-то думая. Мысли были, как быстрая река, но река мутная. Вглядываешься и ничего не видишь. Эрих не заметил, как оказался у входа в «Депо-Молл». Вошел туда. Специально снял маску. Охранник, которого взяли вместо него, с комфортом сидел в углу на стуле и пялился в телефон. Маска на шее. Он был не моложе и не старше Эриха. Такого же возраста и даже чем-то похож. Будто заменили Эриха им самим. Вопрос – почему? Вряд ли Васильев на этот вопрос ответит, даже если знает ответ.
Эрих подошел к охраннику, встал перед ним.
Тот поднял голову, посмотрел на Эриха.
Эрих стоял и молчал.
– В чем дело? – спросил охранник.
– Работаем? – спросил Эрих.
– Чего надо-то?
– Да ничего. Все без масок, заметил?
– И ты тоже, и чего?
– Игнорируем, значит?
– Вы идите, пожалуйста, если пришли, не надо никого доставать. – Охранник перешел к обращению на «вы», что-то почуяв. Вдруг этот странный человек проверяющий или какой-нибудь начальник?
– Вы обязаны меня не пускать, – сказал Эрих.
– Да? Ну, не пускаю, – сказал охранник.
– Смешно тебе? – спросил Эрих.
Охранник услышал в его голосе не строгость возможного проверяющего или начальника, а бессильную обиду простого человека и перешел опять на «ты».
– А тебе нет? – спросил он.
– Мне – нет, – сказал Эрих. – Потому что из-за таких, как ты, все и происходит.
– Что происходит?
– Все, – повторил Эрих и отошел.
Пусть охранник сам додумывается, что Эрих имел в виду. Может, когда-нибудь до него дойдет. Или он так и останется дебилом. Люди не любят меняться.
Эрих поднялся в «Му-Му». Когда поднимался, не знал, зачем ему туда. Есть он не хотел. Может, посмотреть на место преступления, как это называют в детективных сериалах?
Вошел и понял зачем. Посмотреть на женщину, которая подает напитки и которая вступилась за него. Она уже тогда понравилась ему, но Эрих этого не осознал. Теперь догадался, что красавица Маша в антикварном магазине и симпатичная цветочница были предварительными женщинами. Они были отвлекающими маневрами судьбы. И с Машей, и с цветочницей Эриху было неловко. Они были притягательные, но чужие. А эту женщину он сразу увидел как свою. Но не сразу это понял.
Женщина была на месте, Эрих увидел ее издали. Он взял поднос и пошел к женщине мимо закусок, первых и вторых блюд, сразу к ней. Сказал:
– Здравствуйте. Чаю с лимоном, пожалуйста.
– Черный, зеленый?
Зеленый полезнее черного. Пусть она сразу узнает, что он человек пользы.
– Зеленый.
– Что-то еще?
– Нет, спасибо. А вас как зовут?
Женщина улыбнулась синими глазами, чуть прищурив их, и сказала:
– Светлана, а вас?
Хоть и была у Эриха уверенность, что разговор сложится складно, но такой легкости он не ожидал.
– Эрих, – сказал он.
– Какое имя интересное, – сказала Светлана.
– Я и сам интересный, – сказал Эрих чистую правду.
Светлана аккуратно наливала кипяток в кружку с черными пятнами. Эти пятна изображали коровью расцветку. Что-то простое и сельское почудилось в этом Эриху. Сельское – природное. Родное. Родимое. То, чего в жизни и хочется. Тут же возникла в уме Эриха картинка: он лежит в постели, болеет или умирает, а Светлана приносит ему в такой же кружке целебное питье, гладит по голове и говорит: «Родной ты мой, как я буду без тебя? Не умирай, пожалуйста». И так заранее ее жаль, прямо до слез. И себя.
– А я вас помню, – сказал Светлана. – Вы тогда